Горящие вышки сотовой связи, чипирование, злодей Билл Гейтс, «нас всех заменят роботами» и тому подобное – это внешние проявления бушующего внутри подсознания людей животного страха от появления новых технологий, восприятия их как угрозы самому факту существования человечества. Особенно такой страх характерен для тех, кто не участвует в создании новых технологий, а таких на планете как раз подавляющее большинство.
Несмотря на явно психиатрическую направленность технологических фобий, рациональное зерно в них все-таки есть и состоит оно в подсознательном ощущении, что одни и те же технологии, в частности цифровые, можно использовать как во благо общества, так и во вред ему, и что пока они используются скорее во вред, а будет еще хуже.
Идея автора состоит в том, чтобы количественно оценить вариант «во благо» и сопоставить его долгосрочные перспективы с вариантом «во вред», то есть ответить на вопрос будет ли еще хуже и при каких условиях может быть лучше. Результаты представлены ниже. Думаю, что они стоят того, чтобы читателям потратить на их изучение полчаса своей жизни.
«Во благо» и «во вред» = win и lose
В терминах Теории игр, за выдающийся вклад в развитие которой Джон Нэш получил Нобелевскую премию, «во вред» — это игра с нулевой призовой суммой (win-lose), когда выигрыш одного игрока обязательно означает проигрыш других игроков. Применительно к теме цифровизации win-lose игра — это когда цифровые технологии используются для принуждения к участию в игре обреченных на проигрыш игроков и обеспечения выигрыша навязывающего свою волю другим победителя.
Но есть и альтернатива, когда те же самые технологии могут быть использованы для создания гармоничного общества и экономики, основанной на принципах игры с положительной призовой суммой (win-win), то есть игры, в которой выигрыш одного игрока не обязательно означает проигрыш других игроков и выигрывать могут все.
Представляемые в настоящей публикации данные – это одна из немногих, а возможно и вообще единственная пока попытка количественно оценить возможна ли конфигурация win-win в цифровой экономике и если она возможна, то как будет выглядеть экономический эффект от цифровизации в количественном выражении и как он будет распределен между бизнесом и обществом и между различными отраслями бизнеса. Все расчеты проведены на примере экономики России, но методика позволяет сделать это применительно к экономике любой страны и глобальной экономике в целом.
Думаю, проведение таких расчетов актуально для большинства стран. Общество и бизнес сейчас стоят на распутье: в какой парадигме применять цифровые технологии — для усугубления существующих противоречий традиционной экономики (построения так называемого «цифрового концлагеря») или для их преодоления (построения win-win систем)? Разные компании, отрасли и даже страны по-разному делают выбор на этой развилке, причем зачастую неосознанно, руководствуясь сиюминутными соображениями.
В краткосрочной перспективе сделавшие ставку на win-lose модель цифровизации (навязывание своей воли другим игрокам) могут выглядеть даже предпочтительнее. И мы видим цветущее пышным цветом разнообразие таких win-lose отношений с применением цифровых технологий и без них — это глобальные и региональные цифровые платформы, стремящиеся к доминированию на рынках под видом создания «экосистем» путем скупки всего и вся, и различные корпорации традиционных сфер экономики, «выбивающие» себе разнообразные льготы и субсидии, пугая регуляторов «нашествием цифровых платформ», и чиновники самых разных стран, с азартом строящие «Большого брата» для надзора над гражданами на деньги граждан. Граждане пока в явном проигрыше.
Но стратегически, в долгосрочной перспективе, использование цифровых технологий, направленных принуждение общества к win-lose игре, приведет к катастрофе для самих принуждающих. Этими терпящими катастрофу принуждающими могут оказаться не только отдельные корпорации, заигравшиеся в win-lose игру и не успевшие вовремя остановиться, но и отрасли в целом и даже отдельные страны, в структуре экономики которых превалируют проигрывающие цифровизационную схватку отрасли.
Поэтому объективный расчет устойчивой конфигурации цифровой экономики – чрезвычайно актуальная, но пока, к сожалению, мало проработанная задача.
В связи с термином «устойчивая конфигурация» приходит на ум аналогия с известными широкой публике по фильму «Иван Васильевич меняет профессию» научными работами Бартини, в которых математически показано, что вселенная стабильна и может существовать продолжительное время только если время трехмерно, так же как и пространство. Публикация одной из таких работ в начале 1960-х годов вызвала широкий скандал в узких научных кругах АН СССР и не привела к вручению Нобелевской премии, в отличие от не менее неоднозначно по началу воспринятых работ Джона Нэша. Свою «нобелевку» Нэш получил уже в глубокой старости, предварительно побывав в сумасшедшем доме, как герой «Мастера и Маргариты» поэт Иван Бездомный после общения с загадочным консультантом на Патриарших прудах.
Win—win и цифровая экономика
В отличие от неочевидной теории шестимерной вселенной («очень легко раздвинуть пространство если знаком с пятым измерением») основа предлагаемой методики вполне очевидна и состоит в понимании того, что степень нерациональности использования ресурсов следует рассматривать как количественное измерение проигрыша. Соответственно, идеальные социально-экономические отношения, в которых вообще отсутствует чей-либо проигрыш — это ситуация, когда все потребности потребителей удовлетворены, а необходимые для их удовлетворения ресурсы задействованы на 100% от их максимальной возможности (емкости). Собственно, эта формулировка является ничем иным как формулировкой «Равновесия Нэша» применительно к некой идеальной экономике.
Таким образом, в основе предлагаемого подхода лежит задача расчета экономического эффекта пусть не от 100%, но просто от чуть более оптимального чем сейчас управления ресурсами с помощью цифровых технологий, и оценка его распределения между обществом, бизнесом и между различными отраслями бизнеса.
Размер экономического эффекта от цифровизации (выигрыша бизнеса) и его распределение по основным отраслям экономики были рассчитаны автором в ходе выполнения исследования по оценке возможных выгод от внедрения сетей 5G в России, результаты которого были публично представлены на конференции GSMA Thrive Eurasia 2020 (https://www.youtube.com/watch?v=nISlv3QUoDg).
Впоследствии на основе этих данных автором были выполнены дополнительные расчеты, позволившие определить не только гросс, но и нетто выигрыш бизнеса от цифровизации и его распределение по отраслям, а также количественно оценить выигрыш общества, что и позволило пазлу сложиться в картину win-win взаимоотношений в экономике.
Но прежде чем перейти к результатам расчетов необходимо немного позанудствовать, то есть определиться с терминологией и трактовкой понятия «цифровая экономика» и «развилок», которые возникают при ее построении в той или иной конфигурации.
Начнем с попытки ответа на вопрос, а что же такое цифровизация и чем она принципиально отличается от ставшей нам привычной за многие десятилетия автоматизации и информатизации?
Цифровизация – это введение кибер-двойника физического объекта и передача функций управления физическим объектом от человека к кибер-двойнику с целью более рационального управления физическим объектом. Поскольку физический объект, как правило, не монолитен и сам состоит из большого количества физических компонент, каждый кибер-двойник, в свою очередь, состоит из набора цифровых двойников элементов физического объекта и интегрированной модели объекта как единой системы, а также из автоматических процессов управления физическим объектом на всех этапах его жизненного цикла – от проектирования до производства, эксплуатации и модернизации, заменяющей нерациональный этап утилизации (см. рисунок ниже). То есть кибер-двойники – это рекурсии, отражающие переделы в производственном цикле и существующие не последовательно один за другим как в традиционной экономике, а одновременно и продолжительно во времени, как в шестимерном пространстве-времени Бартини одновременно существует и никуда не исчезает прошлое и еще не наступившее, но уже существующее будущее.
Главной функцией кибер-компоненты является постоянный поиск более рациональной конфигурации управляемого ею физического объекта с учетом текущих и прогнозных потребностей в его функциях и такого же стремления кибер-компонент других физических объектов, с которыми она взаимодействует. Поэтому для простоты кибер-компоненту можно называть «оптимизатором». То есть кибер-компонента постоянно реализует замкнутый цикл «мониторинг – анализ – моделирование сценариев – выбор наилучшего сценария (стратегии) – реализация сценария/стратегии – мониторинг — анализ результатов». И все это без непосредственного участия человека в этих процессах. Экономический эффект от цифровизации при таком подходе — это не обязательно рост продаж продуктов и услуг, фактически являющийся ростом затрат их покупателей, а снижение удельных затрат на производство продуктов и услуг, которое может сопровождаться ростом продаж, а может и не сопровождаться (но растет маржинальность). То есть этот эффект не зависит от циклов в экономике и достигается как в период роста экономики, так и в период ее спада.
И вот здесь возникает техническая развилка. Win-lose цифровизация, условный «цифровой концлагерь» – это когда средствами информационно-коммуникационных технологий реализуется только фаза контроля (мониторинга), целью которого является навязывание воли одной группы людей другим другими группами людей в иерархических системах управления. А все остальные фазы управления реализуются вручную. При этом общей целью управления является максимизация выигрыша навязывающей свою волю группы людей, а не приведение системы в целом в более оптимальное состояние, соответственно, отсутствует и эффект от оптимизации.
Win-win цифровизация – это реализация полного цикла управления на основе автоматически исполняемых алгоритмов. При этом введение оптимизатора в контур автоматического управления делает технически невозможной win-lose игру, поскольку задача оптимизаторов каждой из взаимодействующих систем – в приведении своей системы в более оптимальное состояние (win), а не в менее оптимальное (lose).
Отсюда следует, что взаимодействие кибер-физических систем должно выстраиваться по принципу peer-to-peer, равный с равным, чтобы одна система не могла навязать другой невыгодную конфигурацию взаимодействия. Поскольку люди, пусть и опосредованно – через написание алгоритмов, но все-таки участвуют во взаимодействии систем, то и отношения людей должны выстраиваться таким же образом (на равных).
При этом взаимодействие систем должно носить не только технический, но и экономический характер, то есть программные оптимизаторы должны управлять не только техническими параметрами работы системы, но и экономическими. Для системы поставщика это цена единицы продукта, а для потребителя – определение объема потребления при такой цене. Спрос, как правило, ценозависим, «эластичен», что позволяет управлять спросом через изменение цены.
Очевидно, что для реализации такой схемы взаимодействия идеально подходит технология распределенных реестров (blockchain), фиксирующих договоренности кибер-физических систем как независимых хозяйствующих субъектов. То есть кибер-физические системы должны стать центрами эмиссии денег, что обеспечит точное соответствие количества денег количеству созданной потребительской ценности, поскольку возникновение денег (эмиссия) будет происходить в момент, когда система-поставщик и система-потребитель договорились об объеме и цене поставки. При этом объем денег в распоряжении кибер-физической системы – это параметр, подлежащий оптимизации, а не максимизации, как и все остальные параметры по которым осуществляет управление. То есть система будет стремиться не богатеть, а использовать финансовый свой ресурс наиболее рационально.
Другим принципиальным изменением является переход от констант к программно управляемым переменным, чтобы у оптимизаторов в любой момент времени было бы существенно более одного сценария возможной стратегии и можно было бы выбрать такой, при котором выигрывают все взаимодействующие системы. Это требует введения другого принципиально важного элемента win-win цифровизации – перехода на модель продукт-сервис, то есть продажи не самого продукта (если это продукт длительного пользования[1]), а его функций «по требованию» с оплатой по фактическому потреблению и уровню SLA. Это дает радикально большую гибкость системам управления – в каждый момент времени можно менять объем, номенклатуру и качественные параметры потребления, что невозможно при продаже продуктов длительного пользования в собственность. Кроме того, требуется введение понятия сложной (рекурсивной) кросс-доменной оркестрации на основе в том числе и экономических параметров (Slicenomics), то есть согласования стратегий различных кибер-физических систем, необходимого для обеспечения win-win конфигурации взаимодействий всех участников.
Отметим, что экономическое взаимодействие кибер-физических систем – это ситуация, не имеющая прецедентов в истории человечества. Как бы ни развивались технологии ранее, всегда экономика была системой взаимоотношений людей. Даже взаимоотношения организаций были взаимоотношениями людей в этих организациях. В цифровой экономике добавляются два новых вида взаимоотношений – людей с кибер-физическими системами и кибер-физических систем между собой, что меняет характер взаимоотношений людей, причем в лучшую сторону.
В этой связи следует отметить вызываемый win-win цифровизацией ренессанс Теории игр. Ограниченное до настоящего времени применение Теории игр, при все ее математической красоте, было связано с тем что она требовала от людей вести себя как роботы. Игрок должен быть способен мыслить и действовать исключительно рационально: анализировать ситуацию, формулировать свою стратегию в игре и четко ее придерживаться. Но для цифровой win-win экономики, где взаимодействие кибер-физических систем осуществляется их автоматическими оптимизаторами, эта теория подходит просто идеально. Собственно, логика работы оптимизаторов основывается именно на математике Теории игр.
Таким образом, фундаментальными условиями для построения цифровой экономики в варианте win-win являются следующие:
- Введение программного «оптимизатора» в контур управления физическими объектами, используемыми в процессах создания, распределения и потребления добавленной стоимости и, соответственно, появление нового субъекта экономических отношений – кибер-физических систем, и двух новых видов взаимодействий – людей с кибер-физическими системами, и кибер-физических систем между собой;
- Стремление участников экономических отношений к максимизации прибыли только при условии оптимизации использования находящихся под их управлением ресурсов, реализация этого стремления через равноправное взаимодействие «оптимизаторов» кибер-физических систем;
- Расширение простора вариантов действий «оптимизаторов» через перевод констант (ограничений) в управляемые параметры, как следствие — превалирование бизнес-модели «aaS» («как сервис»), то есть кибер-физических продуктово-сервисных систем как субъектов цифровой экономики.
Размер выигрыша от win—win цифровизации и его распределение
Согласно расчетам, общий размер выигрыша от win-win цифровизации применительно к экономике России в 2030 году может составить 72 млрд. долл., а чистый (нетто-) экономический эффект – 27 млрд. долл. (см. рисунок ниже). Расчет выигрыша охватывает только отрасли реального сектора экономики и не включает финансовую сферу и сферу госуправления.
Как видно из рисунка ниже, в отличие от win-lose, при win-win конфигурации цифровой экономики основной выигрыш от цифровизации приходится на общество, а не на бизнес. Что хоть и непривычно, но, вообще говоря, логично, поскольку потребители ценности – они же и ее производители, во всяком случае именно так должно быть в рациональной экономике. Соответственно, и эффект от цифровизации также создается именно обществом, созидательным трудом людей.
Созидательный труд людей – это бизнес, давайте с него и начнем.
Сперва поясню, что указанный выше общий размер выигрыша рассчитан исходя из консервативных макроэкономических и инвестиционных предположений.
Первое консервативное предположение состоит в том, что в течение ближайших 10 лет экономика России будет находиться в состоянии стагнации, то есть будет отсутствовать рост ВВП, исчисляемый в сопоставимых ценах, за вычетом инфляции. Для этой же цели – исключения фактора волатильности рубля, все расчеты приведены в валюте, то есть фактически в сопоставимых ценах.
Второй элемент консерватизма состоит в том, что экономический эффект рассчитан от появления кибер-компоненты (от технологий работы с информацией — ИКТ) исходя из предположения, что меняются только технологии управления, а сами производственные фонды не модернизируются. На практике изменение технологий управления является мощным стимулом к модернизации производственных мощностей, что суммарно приведет к получению синергетического эффекта в 10 раз большего, чем рассчитанный эффект от появления кибер-компоненты (см. рисунок ниже).
Кроме того, рассчитанный экономический эффект не учитывает возможный ценозависимый рост потребления, который может возникать если снижение удельной себестоимости производства товара/услуги производители конвертируют в снижение цен на товары/услуги, спрос на которые нелинейно эластичен. Например, для потребления продуктов питания этот неучтенный эффект может достигать 69 млрд. долл. ежегодно.
Но отказ от учета экономического эффекта от модернизации основных фондов и роста ценозависимого потребления – это не только проявление консерватизма в расчетах. Такой подход связан с пониманием, что цифровизация является первичным шагом, в дальнейшем дающим старт капиталоемким и длительным процессам обновления основных фондов, обеспечивая их окупаемость в нормальных конкурентных условиях рыночной экономики. Поэтому что бы понять может ли цифровизация запустить модернизацию нужно оценить окупаема ли цифровизация сама по себе, без замены основных фондов.
Если цифровизация существующих основных фондов нетто-положительна, то есть регулярные затраты на цифровизацию меньше чем регулярный же экономический эффект ею создаваемый, то достигаемое за счет цифровизации более рациональное использование существующих основных фондов позволяет сформировать условия, при которых вложения в их обновление становятся коммерчески привлекательными инвестициями.
Примененная методика позволяет дать положительный ответ на этот вопрос. Нетто-прибыльность цифровизации без замены основных фондов в размере 27 млрд. долл. в 2030 году и модель aaS (регулярных платежей) для реализации кибер-компоненты, то есть отсутствие временного разрыва между затратами и эффектом, означает что цифровизацию можно начинать прямо сейчас – для ее запуска не требуется сколь-либо значительных долгосрочных инвестиций. Более того, по мере перехода производителей капиталоемкого оборудования на модель aaS потребность в долгосрочных инвестициях для решения проблемы обновления основных фондов будет снижаться – разовые платежи будут переводиться в регулярные, которые, в свою очередь, будут оплачиваться регулярно возникающим экономическим эффектом.
Другими словами, не так важен размер эффекта от цифровизации, сколько важно то что он нетто-положителен и может служить триггером для старта процессов модернизации. Эти дополнительные 27 млрд. долл. выигрыша бизнеса улучшают инвестиционную привлекательность капиталоемких отраслей. Улучшают как с точки зрения роста показателей IRR, NPV, сроков окупаемости, но самое главное – с точки зрения радикального снижения негативного влияния человеческого фактора на их достижение. В свою очередь снижение рисков инвестирования открывает дорогу к масштабной модернизации основных фондов и разработке новых технологических решений, в чем так отчаянно нуждается российская экономика. Именно в этом состоит главный выигрыш от цифровизации отраслевого (не ИТшного) бизнеса.
В этой связи следует отметить, что плохие параметры окупаемости инвестиций в модернизацию основных фондов, эксплуатируемых в нормальных рыночных условиях – это проблема не только российской, но и глобальной современной экономики. Зачастую сроки окупаемости выходят за допустимые сроки эксплуатации основных производственных фондов. Это формирует соблазн регуляторов забрать деньги у общества и отдать их бизнесу для компенсации дельты между желаемыми и достижимыми значениями показателей окупаемости инвестиций, то есть реализовать win-lose модель взаимодействия бизнеса и общества, что в долгосрочной перспективе ведет к деградации и бизнеса, и общества.
Альтернативным, win-win вариантом является улучшение параметров окупаемости применением цифровых технологий управления. Поскольку замена (модернизация) физических компонент, особенно в таких капиталоемких отраслях как промышленность, энергетика, транспорт – это длительный процесс, измеряемый десятилетиями, то его реализация возможна только на основе стратегически устойчивых win-win взаимоотношений. Другими словами, масштабная модернизация невозможна если она неокупаема на нормальных рыночных принципах – льготы, субсидии и другие бюджетные «подачки» не в состоянии обеспечить требуемый масштаб, слишком уж велики и продолжительны во времени затраты. Яркий пример тому – вполне современная коммерчески окупаемая ИКТ-инфраструктура в России на фоне отсталой и физически изношенной финансируемой из госбюджета дорожной и коммунальной инфраструктуры.
Еще один важный аспект почему цифровизация должна идти перед модернизацией, вернее, стартовать как можно раньше, состоит в том, что эффект от цифровизации зависит от длительности исторического периода за который накоплена необходимая «оптимизатору» номенклатура данных с требуемой детализацией (помним, что «прошлое и будущее существуют одновременно»). Например, в цифровом сельском хозяйстве получение устойчивого и существенного, на уровне до 10% от выручки и более, экономического эффекта стало возможно лишь спустя 10 лет после начала накопления машинных данных с требуемой детализацией.
Суммарно цифровизация плюс запускаемая ею коммерчески окупаемая модернизация могут дать прирост эффективности в рассматриваемых отраслях экономики России на уровне 0,7 трлн. долл. в 2030 году. А это уже огромный выигрыш win—win цифровизации — для сравнения, ВВП РФ в 2019 году составлял 1,7 трлн. долл. Понятно, что именно так и будет в долгосрочной перспективе происходить естественная селекция – дающие краткосрочный выигрыш одной из сторон win—lose системы будут замещаться способными к самоокупаемой модернизации и цифровизации win—win системами ввиду радикально более высокой эффективности последних.
Другим важным выводом из проведенных расчетов является вывод о крайне неравномерном и совершенно не соответствующем структуре ВВП распределении валового и чистого экономического эффекта по отраслям (см. рисунок ниже).
Так, основной экономический эффект, валовый и чистый, приходится на транспорт и логистику. Это связано с наибольшей «восприимчивостью» отрасли к введению цифровых систем управления ввиду присущего отрасли большого количества вариантов действий/сценариев, включающих выбор маршрутов движения, вариантов загрузки, стиля вождения и т.п. Широко известен кейс грузового порта Гамбурга, когда вместо масштабного расширения его перевалочных мощностей была проведена тотальная цифровизация процессов управления портовой инфраструктурой и ее оркестрация с системами управления транспортных и логистических компаний, грузоотправителей и грузополучателей, что позволило увеличить пропускную способность порта почти в два раза за счет соответствующего повышения уровня использования существующих мощностей.
Следом по удельному и абсолютному размеру экономического эффекта идет промышленность, среди отраслей которой экономический эффект от цифровизации также распределен неравномерно — удельный эффект тем выше чем выше передел (размер создаваемой отраслью добавленной стоимости). Например, удельный эффект в машиностроении (4% от выручки) в 2,7 раза выше чем в добывающих отраслях (1,5%). Но при этом большинство отраслей промышленности являются нетто-прибыльными по цифровизации. Исключение составляют отрасли обладающие сочетанием двух негативных факторов: большим количеством типовых основных фондов и высоким уровнем их износа. В таких отраслях, например, в текстильной промышленности, может наблюдаться незначительный отрицательный нетто-эффект от цифровизации, то есть цифровизация таких отраслей требует специальных мер поддержки.
Но наибольшую проблему представляет из себя цифровизация розницы – розничной торговли и сферы услуг. В этой отрасли цифровизация глубоко нетто-убыточна и никакие меры поддержки не способны ее компенсировать. Это означает, что в наихудшей исходной конфигурации для цифровой трансформации находятся страны и регионы где преобладает розничная торговля и сфера услуг. Также плохой конфигурацией является преобладание розницы и добывающих отраслей промышленности. Наилучшей – преобладание в экономике промышленности высоких переделов и/или транспортно-логистической отрасли.
Россия находится в промежуточном положении за счет наличия пусть и устаревшей, но тем не менее протяженной транспортной инфраструктуры, и, соответственно, большого экономического эффекта от оптимизации систем управления ею. Второй важный фактор – большой абсолютный размер базовых отраслей промышленности, дающих довольно значительный эффект от цифровизации в денежном выражении (но малый – в относительном).
И этими возможностями надо пользоваться пока они есть. Даже несмотря на такую далеко не лучшую исходную конфигурацию, все равно для России цифровизация на принципах win—win выгодна, что позволяет запустить реиндустриализацию на нормальных рыночных условиях, при которых может быть осуществлена не за счет дополнительного изъятия денег у и без того небогатого в основной своей массе общества, а за счет цифовизации, то есть запускаемой «первым темпом» модернизации систем управления основными фондами. «Вторым темпом» пойдет модернизация самих основных фондов, при этом выбор производственных технологий для модернизируемых производств будет в значительной степени определяться требованиями кибер-систем управления.
Отмечу, что даже для стран, не обладающих развитой транспортной инфраструктурой, не имеющих отраслей высоких переделов и не располагающих значительным объемом выручки от базовых отраслей промышленности, а это, например, все страны Восточной Европы и бывшего СССР за исключением России, цифровизация также может быть выгодным проектом, если эти страны смогут обеспечить свою привлекательность для размещения команд разработчиков систем оптимизационного управления кибер-физическими системами.
Но в любом случае цифровизацию следует воспринимать как «запал», как способ запустить модернизацию производственной и транспортно-логистической инфраструктур на принципах win—win, с последующей трансформацией структуры экономики в пользу отраслей с высокой добавленной стоимостью, а не с сохранением существующей структуры.
Теперь о существующей структуре экономики, весьма далекой от оптимальной. Наличие отрицательного нетто экономического эффекта от цифровизации в отдельных отраслях экономики, как ни странно, выступает положительным фактором, расчищающим цепочки создания и распределения добавленной стоимости от ненужных звеньев.
Внутри отраслей, в целом нетто прибыльных по цифровизации, тоже могут быть нетто-убыточные звенья (например, в электроэнергетике убыточна цифровизация зданий – потребителей электричества). То есть убыток от цифровизации, как правило, ощущает последнее звено, которое наиболее близко к потребителю.
Как утверждает Митио Каку, «цифровая экономика — это экономика, свободная от ненужных посредников», которые в основном сосредоточены между производителем и потребителем». При этом добавляет: «Именно принципы цифровой экономики помогут устранить противоречия, справиться с его неэффективностью, избавиться от надоедливого присутствия в экономике посредников, не вносящих в бизнес-процессы и цепочку между производителем и потребителем никакой ценности».
Таким образом, нетто-убыточность розницы означает что компании торговли и сферы услуг как самостоятельные субъекты экономики должны исчезнуть и превратиться в логистических и/или сервисных подрядчиков производителей, которые, в свою очередь, будут работать с конечными потребителями напрямую и отвечать за результат использования «произведенных» ими продуктов-сервисов. В такой конфигурации переход права собственности на товары будет происходить либо один раз – от производителя к конечному потребителю, либо не будет происходить вообще в случае товаров длительного пользования – предоставляться будут функции продукта как сервис, а продукт останется в собственности производителя.
Ввиду наличия выраженных отраслевых специализаций стран и регионов нетто-убыточные по цифровизации страны / регионы, в первую очередь те что ориентированы на торговлю и сферу услуг, могут попадать в финансовую зависимость от нетто-прибыльных. Результат может быть очень впечатляющим.
Например, если цифровизация на принципах win-lose способствует дальнейшему росту перенаселенности мегаполисов – размещенных на ограниченной территории людей дешевле контролировать, то цифровизация на принципах win—win означает закат эпохи мегаполисов со сверхвысокой плотностью населения, в которых доля торговли и услуг населению достигает 70%, как, например, в Москве.
В цифровой win—win экономике такие монстрообразные городские агломерации будут центрами генерации убытков, которые никто из нетто-прибыльных отраслей, расположенных за пределами таких агломераций, не захочет оплачивать. Если производитель «видит» своего конечного потребителя и всю логистическо-транспортную цепочку между ним и собой, никакой необходимости в мегаполисах, то есть в вероятностной модели продаж, основанной на сверхвысокой плотности потребителей, просто не существует.
Промышленность высоких переделов уже давно является территориально-распределенной, и вынесена за пределы мегаполисов, где она изначально «родилась». Теперь черед за потребителями быть «вынесенными» оттуда, что означает исчезновение мегаполисов ввиду потери ими инвестиционной привлекательности.
Таким образом, цифровизация в перспективе будет способствовать более равномерному расселению людей, причем без ухудшения качества их жизни, и исключению сверхвысокой концентрации населения в мегаполисах, что положительно скажется на экологии. Но, опять же, это не одномоментный процесс, а сильно растянутый во времени. Тем не менее, те кто раздумывает о продолжении инвестиций в коммерческую и жилую недвижимость в крупных городах, должны уже сейчас принимать во внимание возможное влияние именно win-win цифровизации, стратегически выигрывающей у цифровизации на принципах win-lose.
В этой связи следует отметить, что основные страхи связанные, например, с 5G, и порождающие «трансформацию» сотовых вышек в горящие факелы – это страхи интенсивного облучения радиоизлучением различной частоты, вплоть до десятков гигагерц. Так вот, высокая плотность радиоизлучения на различных частотах – это не особенность технологии 5G, скорее наоборот — в 5G и других современных радиосетях используется технология направленного излучения (beamforming), а требование, проистекающее из необходимости обеспечить высокоскоростную связь в условиях экстремально высокой плотности населения и, соответственно, подключенных устройств. Точно также это справедливо не только для электромагнитного, но и для других видов загрязнений – теплового, химического, бактериологического. В парадигме мегаполисов эта проблема решения не имеет, зато она легко решается при отказе хотя бы части населения от проживания и работы в мегаполисах.
Если посмотреть на структуру затрат на цифровизацию, то можно перейти к оценке выигрыша общества и выигрыша отрасли информационно-коммуникационных технологий (ИКТ).
Выигрыш общества: 13,3 млн. новых рабочих мест и радикальный рост благосостояния
Выигрыш общества от цифровизации состоит в повышении уровня доступности благ цивилизации для широких слоев общества. В каком-то смысле верно утверждение о том, что цифровая экономика – это экономика для бедных. Уточню только – для несправедливо бедных, то есть для людей создающих существенную ценность, но не получающих за ее создание справедливой оплаты, то есть для тех, кто вынужден проигрывать в традиционных (нецифровых) и цифровых win-lose экономических отношениях.
Но проблема победителей состоит в том, что win-lose игра нестабильна и в долгосрочной перспективе переходит в lose-lose, то есть в игру где проигрывают все участники. Сложившаяся парадигма традиционных экономических отношений, характеризующаяся ограниченным доступом к благам цивилизации не менее, чем для 70% населения планеты, – это уже lose-lose игра. Эффект ограниченного (низкого) спроса не позволяет расширять бизнес, и, соответственно, создавать новые рабочие места. Как следствие, основная масса населения имеет низкие доходы и не может себе позволить приобретать создаваемые производителями блага цивилизации. Формируется замкнутый круг — «дурная бесконечность», которую в условиях традиционной экономики невозможно разорвать.
Существенное повышение доступности благ цивилизации в цифровой win-win экономике складывается из двух компонент: роста уровня доходов за счет появления новых рабочих мест и снижения барьеров доступа к благам цивилизации – общей стоимости владения и размера начального платежа в случае товаров длительного пользования.
Так, переход на кибер-физические системы и использование программных средств оптимизационного управления в их составе формирует большую потребность в новых квалифицированных рабочих местах. «Всех заменят роботы» — не соответствующее действительности заблуждение. Роботы делают ненужной занятость человека в рутинных операциях, но создание роботов чрезвычайно трудоемко и требует персонала новой формации, связанной с выполнением творческих функций. У концепции цифровой win-win экономики, основанной на получении экономического эффекта за счет оптимизации, появляется уникальная возможность «оплатить» эти новые рабочие места не только не увеличивая затраты, но и снижая их.
Согласно расчетам, в случае полномасштабной цифровизации дополнительные к существующим затраты на персонал с цифровыми компетенциями составят в России $33,2 млрд. в 2030 году, что эквивалентно созданию 785 тыс. новых высококвалифицированных и высокооплачиваемых рабочих мест. Известно, что высококвалифицированные рабочие места обладают большим мультипликатором за счет развитой кооперации — одно такое рабочее место создает еще 16 рабочих мест в целом во всех секторах экономики. Таким образом, общее количество новых рабочих мест, создаваемых цифровизацией реального сектора экономики России, может составить более 13,3 млн. в 2030 году, что означает мощный рост уровня доходов населения, причем на фоне стагнации экономики в варианте «при прочих равных».
Важно отметить, что экономический эффект посчитан в предположении что основные фонды не заменяются. Это означает что никакие существующие рабочие места не исчезают. Да, цифровизация дает зеленый свет окупаемой модернизации основных фондов, но это растянутый на десятилетия процесс. Соответственно, те кто сейчас работает «дальнобоями» и машинистами поездов, спокойно доработают до пенсии, а молодежь будет выбирать вместо этих профессий профессию, скажем, аналитика по алгоритмам оптимизационного управления транспортными системами.
Наряду с ростом доходов снижение барьеров доступа к благам цивилизации в концепции цифровой экономики связано с еще двумя ключевыми компонентами. Первая компонента — это снижение цен на продукты и услуги как следствие снижения их удельной себестоимости в результате более рационального использования ресурсов. Вторая — переход на модель aaS, который снимает необходимость большого начального платежа для товаров длительного пользования, как конечного потребления, так и инвестиционных.
Как я упомянул выше, эффект от ценозависимого роста потребления при снижении цен не учтен в расчетах. Проведенные автором дополнительные расчеты, выполненные на примере продуктов питания, показали что за счет сквозной цифровизации сельского хозяйства, пищевой промышленности и каналов сбыта можно увеличить потребление продуктов питания в России в 1,5 раза в денежном выражении, что составляет 69 млрд. долл. ежегодно, то есть сумму, близкую к консервативной оценке экономического эффекта от цифровизации, не включающей возможный рост ВВП за счет роста ценозависимого потребления (72 млрд. долл.). Отмечу, что по состоянию на 2019 год по своему размеру в денежном выражении сельское хозяйство и пищевая промышленность в России превышали все отрасли машиностроения вместе взятые. Но это не потому что в России сельское хозяйство и пищепром очень развитые, а потому что машиностроение близко к своему исчезновению.
Так, если предположить, что в «лихие 90-е» и «сытые нулевые» России удалось бы удержать уровень оснащенности современными станками и оборудованием, достигнутый во второй половине 1980-х годов, и, соответственно, удержать объем производства, то размер экономического эффекта от цифровизации в российском машиностроении в 2030 году составил бы не $4 млрд., а $34 млрд., что близко к эффекту в транспорте и логистике ($47 млрд.). При этом количество создаваемых цифровизацией рабочих мест достигло бы 1 229 тыс. напрямую и 19,7 млн. через мультипликатор, суммарно 21 млн. в 2030 году — почти 30% экономически активного населения России.
Выигрыш поставщиков ИКТ: ~$3,7 млрд. нового ранее не существовавшего рынка сервисов нового поколения
Выигрыш поставщиков ИКТ состоит в формировании нового, ранее не существовавшего рынка ИКТ в России — сервисов нового поколения размером $3,7 млрд. в 2030 году, из которых $3,2 млрд. — это создаваемая их провайдерами внутри России добавленная стоимость, и лишь $0,5 млрд. — затраты на оборудование и ПО (в пересчете на регулярные платежи по модели aaS). Распределение по видам ИКТ показано на верхнем рисунке слева внизу.
Для сравнения, 3,2 млрд. долл. новой выручки в ИКТ – это лишь немногим меньше чем все потребление бизнесом услуг «документальной электросвязи», то есть передачи данных, составившее в России в 2019 году 3,6 млрд. долл.
Следует подчеркнуть, что в отличие от существующей сейчас модели взаимоотношений провайдеров SaaS-приложений и их корпоративных потребителей, при которой SaaS-провайдер несет ответственность за SLA только в пределах дата-центров где развернуто приложение, в описанной на рисунке парадигме SaaS-провайдер, предоставляющий необходимые для формирования кибер-компоненты приложения, несет ответственность за сквозной SLA, охватывающий все элементы системы управления, включая сенсоры и актуаторы, связывающие физический объект управления и его управляющую кибер-компоненту.
Для реализации такого подхода SaaS-провайдер использует сквозные сетевые слои – виртуализованные сети распределенных вычислений, охватывающие все необходимые для формирования сквозного SLA домены: сети доступа, узлы краевых вычислений, транспортные и магистральные сети, соединяющие краевые дата-центры с корневыми. Это совершенно новая «фишка», которая может быть реализована только на сетях нового поколения, имеющих в своем составе управляющую кибер-компоненту, то есть тоже являющихся кибер-физическими системами (см. рисунок ниже).
В свою очередь, операторы сквозных сетевых слоев используют виртуализованные ресурсы необходимых для их формирования доменов, а операторы этих доменов предоставляют свои ресурсы операторам сквозных сетевых слоев на принципах облачного сервиса – «по требованию» и с измеримым и управляемым качеством, а оплата осуществляется на принципах разделения части конечного экономического эффекта от использования SaaS-приложений.
Еще одной особенностью ИКТ-инфраструктуры для win-win цифровизации является необходимость обеспечить покрытие сетями распределенных вычислений территорий с низкой плотностью населения, в настоящее время либо вообще не имеющих либо имеющих крайне ограниченное покрытие сетями связи.
И еще важный момент. Как показано выше, идея цифровизации — это «заплатить» за более оптимальное использование ресурсов кардинальным усложнением систем управления. Очевидно, что иерархические системы «ручного» управления производством и бизнесом не могут реализовать такую сложность ни в одной из отраслей, включая, разумеется, и ИКТ-отрасль.
Столь сложные системы управления могут быть только автоматическими, то есть полностью автономными от непосредственного участия человека в процессе управления, и состоять из большого количества относительно простых и недорогих программных оптимизаторов.
Все это относится и к управлению ИКТ-инфраструктурой, а технологии программного управления ею называются виртуализация, MANO и SDN. Именно на этих технологиях базируются сети и вычислительные системы нового поколения, представляя из себя, как было сказано выше, разновидности кибер-физических систем, имеющих в своем составе программные оптимизаторы и средства кросс-доменной оркестрации между ними. Введение программных оптимизаторов даст возможность ИКТ-системам нового поколения стать кратно эффективнее чем существующие сети и вычислительные центры.
Если же оставить ИКТ такими, какие они есть сейчас, то, например, в промышленности необходимые для цифровизации затраты на ИКТ составят почти 30% экономического эффекта и полностью «съедят» нетто экономический эффект (то есть выигрыш) бизнеса.
В этом смысле сети нового поколения фактически выступают полигоном для отработки базовых принципов цифровой экономики в концепции win-win. Собственно, с создания таких полигонов и имеет смысл начинать win-win цифровизацию экономики в России и других странах. Кстати, другие страны, в частности, Китай, Южная Корея, Япония, США и Канада, отдельные страны Западной Европы это уже делают.
[1] Для продуктов потребляемых человеком в прямом смысле слова (продукты питания, личной гигиены и т.п.) концепция продукт-сервис означает отказ от посредников-перепродавцов – переход права собственности происходит только один раз, от производителя конечному потребителю.
